- Когда приходится сталкиваться с достижениями нашей промышленности в области авиации и космонавтики, невольно вспоминается осень 1925 года. Мне тогда было 13 лет, я жил в рабочем поселке Гальянке. Наша большая семья сидела за обеденным столом, кто-то услышал необычный шум. Шум то приближался, то, удаляясь от нас, переходил на жужжание, похожее на полет шмеля. Стояла золотая осень, окна дома были открыты, мы дружно оказались у подоконников, заставленных цветами.

Я заметил в небе золотистую птицу, парящую в ярких лучах солнца. Хотя никто не видел самолета, но все в один голос крикнули: «Самолет!» Тогда к окну подошел отец, бывалый солдат. Он подтвердил нашу догадку, но высказался подозрительно в адрес появившегося самолета: «Не к добру». Бабушка Груня отцовы слова истолковала по-своему и стала быстро креститься, глядя на иконы, стоящие в позолоченных рамках в переднем углу избы. «Спаси и помилуй нас, грешных, батюшка, от нечистой силы», - запричитала она.

Мною овладело любопытство и, не обращая внимания на предостерегающие слова отца, долго не раздумывая, я выскочил во двор. У крыльца на босые ноги надел старые отцовские резиновые галоши и, сам того не замечая, оказался на окраине поселка. Передо мной расстилалось огромное поле, состоящее из мужицких пашен. Оно походило на тряпичное одеяло, скроенное из желтых, зеленых и черных кусков.

По краям поля стояли толстые столбы из лиственницы - остатки старого забора. Серебристая птица кружилась над этим бескрайним пестрым полем, то спускаясь так низко, что, казалось, вот-вот заденет животом обгоревшие столбы, то снова набирала высоту и уходила в сторону пруда, оставляя длинный белый хвост пара. Я прятался за черными столбами и невольно думал - «пускают газы». Вспоминал рассказы бывалых солдат, которые видели или слышали от других об этом виде оружия. Но самолет снова и снова делал круги над пашнями.

В один из этих моментов удалось увидеть надпись на фюзеляже и крыльях самолета. Я понял, что самолет не наш. Мне даже удалось прочитать, а частично догадаться, что там написано «Париж – Токио». Но вот самолет решительно пошел на посадку.

Я, увязая галошами в распаханной земле, устремился к месту посадки. Но моя скорость была недостаточна, тогда снял галоши и, не выбирая дороги, побежал к севшему самолету. Когда подбежал, два летчика в кожаных комбинезонах уже вышли и поджидали меня.

Видимо, мой вид был смешон, они смеялись. Не добегая до самолета метров пять, тяжело дыша, я остановился. Летчики, продолжая смеяться, снимали кожаную одежду. Под комбинезонами были обычные костюмы. Они что-то говорили на непонятном языке.

Я стоял и сосредоточенно вспоминал немецкие слова, которые мы учили в пятом классе. Они мне показывали пальцами в сторону дымного города и часто повторяли слово похожее на «полицию».

К нам скакал верхом на неоседланной лошади такой же растрепанный, как и я, мужик. Он еще издали кричал: «Что нужно?», поторапливая голыми пятками брюхатого сивого мерина. И когда мужик подъехал к нам, я понял, что летчикам нужна милиция.

Сказал мужику: «Гони за милицией!» Мужик повернул лошадь, причмокнул губами: «Ну, милая» и скрылся за бугром поля. К этому времени поток пеших и конных людей к самолету все увеличивался, скоро он оказался в кольце любопытных. Летчики жестами и непонятными словами просили отойти: по любопытству многие трогали самолет руками, лезли на крылья и в кабину. Я тоже заглянул в открытую кабину, где увидел катушку с географическими картами и приборы управления. Потом приехали милиция и власти города…

От УВЗ до Байконура

13-летний паренек, от лица которого написан рассказ, это мой отец - Алексей Константинович Прохоров. Рукопись я нашел несколько лет назад, читая дневники отца и перебирая бумаги семейного архива. Отец в 1932 году окончил горно-металлургический техникум, его трудовая деятельность началась на металлургическом заводе имени Куйбышева. С 1936 года и до выхода на пенсию в 1971-м он работал в металлургических цехах Уралвагонзавода, награжден орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды. Последние 18 лет был начальником мартеновского цеха.

Отец из большой семьи: пятеро детей, родители и бабушка Груня – всего восемь человек. Уже после войны мою бабушку наградили «Медалью материнства». Дедушка был шахтером, и больше в семье по найму никто не работал. Конечно, семья имела надел пахотной земли, большой огород при доме и покос за городом. Трудолюбие дедушки, ответственность за благополучие семьи плюс советская власть позволили дать двум сыновьям среднее техническое, а младшей дочери высшее образование. Младший брат отца Сергей погиб в Сталинградской области в ноябре 1942 года, не вернулся с войны и муж старшей сестры.

Жизнь непредсказуема. Так распорядилась судьба, что в 1958 году я был призван на срочную службу в авиацию. Служил механиком по вооружению в дивизии дальних бомбардировщиков Ту-16. В декабре 1961-го демобилизовался и в январе 1962-го, не раздумывая, пошел в отдел кадров УВЗ. Там, несмотря на мою специальность - сборка гусеничных машин - дали направление на переговоры в отдел «250».Через несколько дней я стал работником криогенного производства УВЗ.

В январе 1967 года поехал на космодром Байконур. С этого времени и до конца 1975-го мне довелось участвовать практически во всех пусках ракетоносителей «Протон» с разгонными блоками «ДМ», в последнем пуске ракеты «Н-1» и ракеты «Союз» по программе «Союз – Аполлон».

Был декабрь 1975 года. Я снова на Байконуре, мы уже готовились к отъезду домой, заготавливали к новогоднему празднику дефицитные в Тагиле продукты. 23 декабря, когда до отъезда оставалось два-три дня, поздно вечером зашел начальник отдела внешних работ и, обращаясь ко мне, сказал, что сегодня у меня умер отец. Ему было всего 63 года.


Герман ПРОХОРОВ.

Родительский дом на улице Большегальянской, из которого бежал юный Алексей Прохоров, чтобы посмотреть на самолет.

Снимок сделан в 1970-х.

ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА АВТОРА.