На рабочем столе реставрационной мастерской огромное полотно. Сверху деревянный ящичек, обшитый внутри фетром и пропитанный спиртом.

Выделяемые пары начинают «лечить» произведение искусства. Это один из способов восстановления лакового покрытия.

Редкая профессия

В Нижнем Тагиле Наседкину знают многие. Ну, почти все. Для кого-то она - Антонина Александровна, а для большинства – Тонечка.

Хрупкая, необычайно тонкая, с редкой профессией и такой же редкой доброй душой.

Она частый гость в соседнем Ирбите, бывает в Омске, Москве, Санкт-Петербурге, Калининграде, многих других городах нашей страны, работала в Америке, в Бостоне, куда ее приглашали для реставрации частной коллекции семьи Ф. Лемберского.

Всегда помогает музеям Уралвагонзавода, НТМК и частным лицам. Антонина Наседкина имеет непосредственное отношение к возвращению из небытия многих художественных шедевров и по праву считается одним из лучших реставраторов России.

- Люблю каждую картину, с которой работала. За всеми наблюдаю, слежу. Привыкаю к ним быстро, они становятся, как родные. Каждая из них индивидуальна и порой непредсказуема, - отзывается о своей работе собеседница журналиста «ТР».

К примеру, такой оказалась картина «Иов и его друзья» Владимира Боровиковского, предположительно, 1810 года. Главное – была проделана большая серьезная работа с лаковым покрытием.



Шаг за шагом кропотливого труда и… открылся дальний план картины! Слева – храм, справа – облака. Фигура в центре стала более четкой. До реставрации герои произведения были словно пережаренные, загорелые. Открылся настоящий колорит с тонкими авторскими лессировками.

- Хорошо реставрировать классику. Там художник все соблюдает, как положено, поэтому и структура картины понятна: основа, грунт, красочный слой, покровный лак. Перед реставрацией подробно описываю сохранность произведения, чтобы ничего не упустить, во все вникнуть, потом составляю план, выбираю методику, последовательность операций, проводим реставрационный совет, и работа начинается. После укрепления картины нужно дать ей отлежаться, «отдохнуть»… а потом снова за работу: соединение разрывов, подведение реставрационного грунта в места утрат, удаление поверхностных загрязнений, утоньшение лаковой пленки, покрытие лаком и завершающий этап - тонировка. Главное, настроиться и не спешить. Что-то вызывает сомнения - лучше отложить. Пусть картина подождет, возможно, появится новая методика или материал. Придет другое поколение и все расставит по своим местам, - рассуждает Антонина Александровна.


Договориться с картиной

Для нее они все живые. С ними надо уметь договориться, как с людьми.

Они не терпят резких перемен, не любят, чтобы их переносили из одного помещения в другое, из зала в зал.

Перепады температур, сотрясения и даже плохая экология точно так же, как и любая перевозка - это мощные факторы стресса.

Любая картина – сложная, но живая структура. На нее влияет все. К слову, бывают картины–хроники. Такие часто болеют.

Только приведешь их в порядок, они немного побудут в экспозиции и снова начинают требовать к себе внимания.


Весь негатив, прежде всего, отражается на лаковой пленке, она темнеет.

Почти 43 года назад, в самом начале работы, было страшно потому, что могла чего-то не знать, не понимать.

Ежегодные стажировки во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени академика И.Э. Грабаря, десятки лет работы, безусловно, добавили уверенности, профессионализма.



- Реставратор, как хирург, реанимирует и дарит жизнь бесценным произведениям. Это профессия, которая передается из рук в руки. Тебе показывают процесс, ты повторяешь, за тобой наблюдают, подсказывают, учат, - говорит Антонина Наседкина.

Теперь она знает все про все свои картины, но признается, что от этого становится только еще страшнее.

Понимаешь, какая на тебе ответственность, ведь работать приходится с полотнами, возраст которых 300 или 400 лет! Мало ли что… Права на ошибку нет.

Не так давно работала со сложным портретом Евдокии Анненковой, написанном неизвестным художником, относящимся к XIX веку.

Картина серьезно пострадала при пожаре во время ремонта в центре Грабаря летом 2010 года, где в это время находилась.

Когда тушили огонь, то полотно залили грязной водой. Пожарные ее брали из реки Яузы.

Холсты сжались, расслоились, на изображении – побелевший лак, гарь, копоть, мелкий мусор и водяные потеки. Ежедневно миллиметр за миллиметром шло восстановление картины, пришлось передублировать ее на новую основу.

В процессе сложной реставрации картину необходимо исследовать в ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах излучения, сделать снимки, которые покажут сохранность лакового покрытия, записи, правки в рисунке.



Антонина Наседкина считает, что ей повезло учиться на худграфе Нижнетагильского педагогического института у интересных педагогов.

Потом был реставрационный центр академика Грабаря, там тоже училась и работала с настоящими корифеями!

После института год провела в школе, где очень нравилось общаться с малышами, потом много лет скучала по школе.

В музей попала не случайно - пригласили, так как появилась ставка реставратора.

Сделала копию с портрета, после этого приняли сначала с испытательным сроком в 1979 году, оказалось - навсегда.

- В музее - интересно, это самое лучшее место в городе. Принадлежишь только себе и картине. Ничего не мешает, - размышляет Антонина Александровна. – Я такой человек, что долго привыкаю к новому, но как только привыкну, то полюблю навсегда.

Своих картин она не написала.

Зато искренне признается, что создавала условия для работы супруга Владимира Никитовича, заслуженного художника России, и растила дочь Анну.

Она пошла по стопам родителей, закончила худграф, потом иконописное отделение Московской художественной академии. Тоже - реставратор.

Когда училась в Нижнем Тагиле, то всегда приходила к маме на работу.

Смотрела, как она творит, и повторяла: «Мама, у тебя не работа, а песня». Сегодня живет и работает в Сергиевом Посаде, пишет иконы и воспитывает дочь, внучку Антонины Александровны, Марию.

Кстати, малышка тоже любит мамину работу. Понимаете, про что мы? Династия продолжается!