Одной из первых на акцию «Великая Победа в судьбе моей семьи» откликнулась Нинелла Маслова. Она принесла в редакцию «ТР» несколько рукописных листов с воспоминаниями о пережитом в годы Великой Отечественной. В 1941 году ей было 13 лет, брату и сестре – еще меньше. Жили в городе Лодейное Поле Ленинградской области.

«22 июня четко помню, - пишет Нинелла. – Бабушка отправила меня к тете, которая работала бухгалтером в Волховстрое. Пошли мы с ней пообедать в столовую, а там передали по радио объявление о начале войны. Все слушали стоя.

Вечером тетя отправила меня домой. На каждой станции звучала музыка: с оркестром отправляли солдат на фронт. Кто плакал, кто танцевал.

В первые дни войны в армию забрали трех моих дядей. Добровольно ушла на фронт тетя Муся, а тетя Лида работала в войсковой части: женщины шили, стирали и чинили белье. Мою маму и тетю Валю отпускали с работы всего на час-два – проведать детей. Все заботы о шести внуках легли на бабушку.

Фронт приближался. Летали самолеты, бомбили, стреляли. По радио объявили тревогу и запретили выходить из домов. Дядя Петр, служивший недалеко от города, однажды сказал: «Уезжайте, будут бои. Возможно, придется отступать». Мы собрали кое-что из одежды и огородами добежали до почты, где должны были встретиться с родителями, но их не отпустили. Отправились с бабушкой.

По высокому берегу Свири шла целая демонстрация беженцев. На дороге валялось много брошенных вещей. Я закапризничала и сказала, что дальше не пойду, буду ждать маму. Осталась одна. Было уже поздно, когда мимо проехала машина начальника почты. Он узнал меня и спросил, что здесь делаю. Оказалось, мама уже уехала. На наше счастье, колонна беженцев задержалась у железной дороги, и мы успели найти в толпе моих родственников.

Какое-то время жили в деревне. Наступила зима, мне исполнилось 14 лет. Вскоре председатель колхоза сказал, что надо уезжать. На станцию Тихвин не пустили, там сильно бомбили, говорили - настоящая мясорубка. Повернули обратно. Прибыли на другую станцию, где тоже шла бомбежка, но люди, несмотря ни на что, в панике садились в эшелоны.

Бабушка с тетей Валей и ее детьми сели в один состав, мы – в другой. Сошли в городе Каргополь, где жила мамина крестная тетя Шура. Мы были все грязные, с чесоткой и вшами. Тетя Шура затопила баню, а ее муж фельдшер дал мазь.

После сдачи Петрозаводска в городе появилось много беженцев, продуктовые запасы быстро закончились, и начался голод. Я заболела дистрофией и туберкулезом. Мама решила перебираться на Урал.

Папин брат с семьей переехал в Нижний Тагил еще до войны. Мы погрузились в эшелон, где ехали люди, освобожденные из блокадного Ленинграда. На них было страшно смотреть: кожа да кости, полное безразличие к окружающим, непонимание, где они и что с ними.

В больших вагонах по обе стороны располагались двухэтажные нары, посередине – печка. Нам достались верхние полки. Внизу ехали муж с женой, по ним ползали большие вши, поэтому мама нас вниз практически не отпускала. Когда заболела, говорила: если умрет, мы должны выйти на ближайшей остановке и обратиться к председателю горсовета. Я очень за нее боялась.

На каждой большой станции был эвакопункт. Я собирала у всех листы и шла за талонами. Кормили хорошо, даже шоколад давали. Ленинградцы часто сразу съедали все и умирали. Бывало, эшелон останавливался в лесу, и из каждого вагона выносили мертвых. Оставляли и ехали дальше.

Из Свердловска добрались поездом до Нижнего Тагила. Наш родной город Лодейное Поле небольшой, весь в зелени. С одной стороны – река Свиря, с другой – озеро. По дороге в Тагил я впервые увидела горы.

Разместились у родственников вдевятером в одной комнатке. Вскоре мама устроилась на огнеупорное производство, и ей дали проходную комнату в деревянном двухэтажном доме.

В сентябре мы сели за парты, но уже через два месяца я пошла работать в детский сад, потому что есть было нечего. За молоком и хлебом ходили на остановку «Хлебозавод», там до сих пор сохранились эти склады. Было тяжело, а я – маленькая, худая, поэтому мне доверяли только хлеб и то, что не проливалось. Несешь на коромыслах ведра, а дорога вся в ямах и еще рельсы надо перейти. Бывало, и падала.

Я подкармливала понемногу малышей и маму, приносила с работы кашу, которую не доедали. Нянечкой трудилась почти два года. Когда исполнилось 16 лет, получила паспорт и устроилась в столовую железнодорожного цеха учеником калькулятора. В 1945-м перешла в кузнечный цех секретарем.

После Победы попыталась продолжить учебу, но не получилось: время было тяжелое, вернулась в желдорцех сдатчиком вагонов. Там встретила свою вторую половинку. Позже, уже с маленькой дочкой на руках, окончила вечернюю школу.»

Нинелла Маслова много лет трудилась музыкальным работником в детских садах. Уже больше 30 лет на пенсии.

Дочь Нинеллы Борисовны, Нинелла Чудновская, записала рассказы мамы о ее судьбе. В Екатеринбурге вышла в свет книга «Мои воспоминания».

ФОТО ИЗ АРХИВА Нинеллы Масловой.

Нинелла в 60-е годы.