С Александром Боровиковым я познакомился в 1989 году. В то время мне по долгу работы пришлось встречать его в Москве, куда он прибывал из Чехословакии, где проходил повторную реабилитацию и протезирование. Тогда разговор с ним о ранении не получился, да и не хотелось тревожить его воспоминаниями. И вот спустя много лет мы вновь с ним повстречались - на полевых сборах с курсантами военно-патриотического клуба «Гранит», и я попросил рассказать Александра об Афганистане, где ему пришлось служить в начале 80-х, а точнее - с 1983-го по 1985 год.

- Повестку тогда мне вручил водитель «скорой», - начал свой рассказ Александр. - По-видимому, перед ним поставили задачу собрать в военкомате всех допризывников, которые прошли спецподготовку и имели не менее трех прыжков с парашютом. Так с 13 октября 1983 года началась моя армейская жизнь. Она включила в себя и «учебку» в Фергане, и провинции Баграм, куда нас забросили на Ил-76 для прохождения службы.

В Баграме меня определили в первый взвод связи 345-го отдельного парашютно-десантного гвардейского полка. Тогда-то мне как самому крепкому бойцу и вручили рацию Р-107 весом 21 килограмм, с которой пришлось передвигаться почти до окончания службы.

Я хорошо помню, как мы проводили первую операцию в провинции Ургун. Полтора месяца проторчали в горах, в снегу, в засадах, находясь среди пуштунских племен. Смысл операции заключался в том, чтобы захватить или уничтожить бандитов, которые вырывались из окружения после «зачистки» аулов, проведенной пехотой. Многим моджахедам удавалось убегать в горы, где мы их вылавливали.

Один раз нас на «вертушках» забросили на гребень горы, ближе к вершине, и мы оказались наедине с суровой природой Афганистана. Первую ночь пережили с трудом. Из-за темноты не подготовили ночлежки и спали почти на снегу, укрывшись бронежилетами. На следующий день в двухметровом снегу вырыли схроны до камней, и жизнь сразу показалась прекрасной. Можно было развести костер, разогреть сухой паек, в который входили мясные консервы с перловкой и гречкой. Когда в такую кашу добавишь полбулки сухарей, то получается сытная «вкуснятина», я до сих пор не могу забыть этот вкус.

После операции в Ургуне нас перебросили в Пешегору в шести километрах от Пакистана. Поразило то, что после гор, холода и снега, буквально спустившись на километр в низину, мы попали в «зеленку», где было тепло, росли кедры. Позже, когда обжились, познакомились с «царандоевцами» - солдатами внутренних войск МВД ДРА. С ними стали обмениваться «сухпайками»: у них пайки болгарские - картошка, фасоль, горох с мясом, а у нас перловка с мясом. Тогда мы поняли разницу: какое питание у солдат войск Афгана и какое – у советских солдат.

Еще часто вспоминаю, как в 1984 году во время армейской операции нам нужно было колонной передвигаться по ущелью. Там нас обстреляли со всех сторон душманы. Бой был недолгим, прозвучала команда «По машинам!» Мы заскочили в БТРы и, уходя от огня, отъехали на полтора километра в долину. Тогда в неразберихе я оказался в первых машинах и побежал искать свой взвод в конец колонны. На обочине увидел сидящего Стаса Голубкова, он рыдал. Погиб ваш земляк из Салды – Александр Мясников. Так мы понесли первую потерю в нашем взводе.

Вспоминается наша третья операция - в провинции Черекар. Перед нами была поставлена задача: прочесать кишлак. Зайдя в него, обнаружили только дымящиеся костры, на которых в казанах был разогретый плов, чай. Доносились детские голоса. Как только комбат решил доложить, что никто не обнаружен, началась стрельба, над головами прошли пулеметные и автоматные очереди. Комбат приказал нам заскочить в дом и занять оборону. Я оказался на втором этаже, где меня как радиста прикрывали товарищи. После очередной перестрелки, когда наступило кратковременное затишье, послышался крик: «Тагильчанина Димку Корякова ранили!» У меня до сих пор перед глазами стоит та картина: бойцы спускают его по лестнице в плащ-палатке, голова свисает и вся в крови… Обратно из окружения нашей роте пришлось прорываться к боевой технике с боем.

Путь, который недавно был пуст и безлюден, при возвращении показался адом. Отходя и проходя между дуванами (глинобитными стенами), душманы расстреливали нас почти в упор. Более опытные бойцы выдвинулись вперед и стали забрасывать гранатами участки, откуда велся огонь. После каждого взрыва гранаты мы перебежками от калитки к калитке добрались до своих БТРов, на которых, отстреливаясь, удалились от кишлака, тем самым избежав больших потерь.

В том июльском кошмаре нашу роту сильно потрепало, да и ротой ее было трудно назвать. В строю постоянно человек 40–50, а остальные находились в расположении базы – или раненые, или болели желтухой, – одним словом, небоеспособны.

Через пять дней после этих событий, 28 июля 1984 года, нам сообщили, что от полученных ран скончался заместитель командира взвода гвардии сержант Дмитрий Коряков, 1964 года рождения. Впоследствии он был награжден медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной звезды (посмертно).

Александр прикрыл глаза, видимо, вспоминая еще что-то, и через мгновение сказал:

- На этих операциях так набегаешься, что даже не помнишь, где и в каком месте они проходили, но события одного боя я помню четко.

После нового 1984 года едем по ущелью. Впереди воет «Урал», груженный сухим пайком, а за ним - вся наша колонна, которую замыкал танк. И никто не заметил, как перед колонной выскочил душман и из гранатомета подбил впереди идущую машину. Вот тут-то все и началось. Со склонов ущелья, словно рой диких пчел, на нас полетели пули и снаряды гранатометов. Обстрел был настолько плотный, что в первое мгновение мы не могли поднять головы.

Когда я опомнился и стал налаживать связь по рации, то увидел прикрывающего меня Славку Шувикова из Кургана, который пулеметным огнем вперемежку с отборным матом давил огневые точки бандитов. В тот момент своими действиями он спас не только мою жизнь, но и дал товарищам возможность сосредоточиться, чтобы они вели прицельный огонь по моджахедам. Воспользовавшись небольшим огневым затишьем, танк сопровождения выдвинулся к застрявшей технике и столкнул ее на обочину. После расчистки дороги прозвучала команда «По машинам!», и мы выскочили из ущелья. Добравшись до первого блокпоста, на котором стоял наш расчет, стали считать свои потери. Результат был неутешительным: много убитых и более десятка раненых, в их числе грузом «300» стал Славка из Курска, которому во время отхода пуля пробила плечо. Он до сих пор такой же сильный духом и смелый. Недавно проездом был у меня, и мы вспоминали нашу службу «за речкой». На мой взгляд, он даже не изменился.

Эти дни никогда не уйдут из памяти, они стали для меня роковыми. Командование поставило перед нами задачу организовать набор в афганскую армию из числа уклонистов, которые прячутся у себя в кишлаках. Рядом с нашим батальоном находились кишлаки, над одним из них возвышался красный флаг - значит это наш объект. Совместно с царандоевцами мы набрали в нем беглецов, зачитали им приказ о долге перед своей Родиной и отправили к своим в центр, а сами решили переночевать в этом кишлаке.

Утром 13 марта 1985 года, возвращаясь в расположение, я не думал, что все так обернется. Мне пришлось идти в колонне шестым. И вдруг - хлопок. В голове одна мысль – только бы не противопехотная мина, лишь бы не она… Очнулся, сижу в воронке, руки в крови, гляжу – нет на мне сапог, нет правой ноги, левую ногу приподнял – голеностоп болтается. Ко мне тут же подбежали, поставили два укола пирамидона и оказали медпомощь. Очень хотелось пить, и меня напоили, потом в палатке дотащили до точки, где села «вертушка», положили в нее, и я вырубился.

Очнувшись, увидел людей в белых халатах. Ко мне подбежал военврач и спросил, где у меня гранаты. Я показал на «разгрузку» (жилет для переноски боеприпасов). И как только гранаты достали, сразу разрезали на мне одежду, обтерли кровь и грязь на теле и стали оперировать. Я попросил хирурга, чтобы он оставил хотя бы одну ногу, на что тот ответил - сделаем все, что в наших силах. Не помню, сколько длилась операция. Придя в себя после наркоза, я откинул простыню и увидел, что нет обеих ног.

Вот тогда у меня началась душевная паника. В 20 лет инвалид, а вся жизнь еще впереди. Медсестра, увидев мое состояние, позвала хирурга, который попытался меня утешить. Приводил в пример Маресьева, который не только продолжал летать, но и научился танцевать.

Из-за тяжелого ранения я пролежал в нашем полковом госпитале неделю, только на седьмые сутки за мной прилетел специализированный Ан-2 и меня доставили в Союз, в ташкентский госпиталь. Оттуда - на спасательном Ил-76 - в Рижский военный госпиталь. После осмотра моих ранений завотделением Лев Борисович приказал сестрам срочно сделать перевязку, так как у меня в левой ноге находилось много осколков и раны кровоточили.

В госпитале на ежедневных перевязках бинты с моих ран срывали, как говорится, живьем и только после того, как пожилая сестра милосердия Людмила Григорьевна узнала, что я, как и она, уроженец Нижнего Тагила, перевязки стали проводиться после примочек и почти безболезненно.

Людмила Григорьевна рассказала мне, что во время Великой Отечественной войны ушла на фронт, а после ее окончания вышла замуж и осталась с мужем в Риге (фамилии медработников Александр вспомнить не смог. – Прим. авт.)

Мое лечение шло тяжело и томительно. И тут как приговор – гангрена на левой ноге. Срочно сделали операцию, отрезали еще 1,5 см кости, что и спасло меня от общего заражения крови.

Когда очнулся и стал отходить от наркоза, то проклял все на свете. От боли три дня не мог найти себе места. Днем орал благим матом, так что даже больные выходили из палаты, а по ночам, стиснув зубы, стонал, уткнувшись в подушку. Только на четвертые сутки боль утихла.

В Рижском госпитале я пролежал пять месяцев и 29 августа 1985 года был уже дома, в Нижнем Тагиле.

За участие в боевых действиях на дорогах афганской земли Александр Боровиков награжден орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».

Дмитрий СИДЛЕЦКИЙ,

руководитель ВПК «Гранит».